забрать его к себе домой, особенно учитывая то, что он скоро должен был умереть. Она очень этого хотела, но опасалась за свою тринадцатилетнюю дочь, которой пришлось бы видеть своего пожелтевшего и истощённого отца. Кроме того, после расставания их отношения были довольно напряжёнными. Когда выяснилось, что у семьи было достаточно ресурсов, чтобы обеспечить необходимый уход, я предложила: «Подумайте, каким исцеляющим опытом, каким уроком для вашей дочери будет то, что вы позаботитесь о своём бывшем муже в этот сложный момент. Всем нам однажды придётся столкнуться со смертью, и она может оказаться довольно непривлекательной. Скорее всего, нам будет тяжело. Поймите, что опыт заботы об уязвимом человеческом существе останется с ней навсегда». Позже я узнала, что этот мужчина был перевезён в дом своей бывшей жены и умер там через сутки, сказав напоследок своей дочери, что будет скучать по ней. Как рассказывала его бывшая жена, она уверена, что её дочь будет хранить эти слова в своей памяти как сокровище всю свою жизнь, и сама она навеки благодарна за то, что он имел возможность произнести их.
Когда речь заходит о присутствии на похоронах, а также о том, что ребёнок увидит мёртвое тело, многие семьи выражают одинаковую обеспокоенность тем, что ребёнок увидит труп. Однако обстановка, в которой происходит прощание с телом, особенно если покойный лежит в своей собственной кровати, в привычном окружении, может сыграть огромную роль. Я была на домашних поминках, во время которых дети входили в комнату с телом так, словно присутствовали при самом обычном событии.
Когда учительница начальных классов по имени Анна умерла, её сын ходил в пятый класс. Во время поминок её небольшой дом был битком набит учениками начальных классов. На кухне были пончики и другие вкусности, а наверху, в заботливо украшенной комнате для поминок, находилось святилище её яркой жизни. Анна лежала на кровати в своём свадебном платье. Некоторые дети проявляли нерешительность, но большинство из них не могли справиться с любопытством и тихо или с шумом входили в комнату, чтобы взглянуть на тело. Анна в тот момент выглядела не очень привлекательно, и я уверена, что вид её похожего на скелет тела поражал некоторых детей, однако обстановка, если можно так выразиться, соответствовала «золотому стандарту» смерти. Разве можно представить лучший вариант знакомства ребёнка со смертью, чем это излучающее нежность и уют окружение, поддерживаемое любящими родственниками и группой друзей?
Часто наши собственные «проблемы», спроецированные на детей, заставляют нас держать их подальше от умирающих и смерти. Мы должны быть внимательны с тем, что передаём своим потомкам. Маленькие дети быстро заражаются нашими страхами, делая их своими собственными. Ключевую роль играют ваши собственные отношения со смертью, а также то, как мы готовим детей к встрече со смертью — эмоционально и духовно. Мне кажется, что маленькие дети сильнее связаны с духовным миром, из которого они пришли, поэтому их отношения со смертью не так запутаны, как наши. Я видела, как маленькие дети безо всякого смущения и с любовью прикасались к мёртвым и разговаривали с ними. Мне самой было очень важно поговорить со своими детьми о смерти как о переходе, знаменующем окончание известного нам физического существования, но не конец существования души нашего любимого человека. Я уверена, что дети (а также взрослые), у которых есть духовная система, позволяющая осмыслить природу и смысл смерти, способны интегрировать её в свою жизнь более здоровым образом, чем те, у кого такой системы нет.
Нет ничего более жизнеутверждающего и раскрывающего глаза на нашу собственную смертность так эффективно, как свидетельствование чьей-то смерти. Работать с этим переходным состоянием — дар и привилегия, и я верю, что общества с более открытым и честным отношением к смерти менее склонны действовать исходя из страха. Наше общество всё ещё скрывает от себя смерть. Однако благодаря развитию хосписного движения мы можем начать восстанавливать связь со смертью как естественной частью цикла жизни. Забота об умерших близких — последний дар, который мы можем предложить им — и себе самим249.
Работа с горем
Ким Муни250
Ученик спросил учителя: «Как мне сделать свою жизнь духовной?» Учитель ответил: «Думай о том, что все, кого ты знаешь, сколько бы им ни было лет и каким бы ни было их состояние здоровья, умрут — кто-то раньше, а кто-то позже»
Мы считаем, что горе — это в основном грусть и пустота, но это нечто гораздо большее. Горе — это алхимический процесс: оно разбивает нас, заставляя раскрыться, и создаёт возможности для трансформации. Горе набрасывается на ум, испытывает тело и ввергает нас в неожиданное противоречие, оно использует скорбь и удивление, чтобы распахнуть настежь наши сердца. Оно даёт нам украдкой взглянуть на невыразимое, служит дверью к нашей собственной глубинной духовности. Оно ниспровергает наши ценности и приоритеты, прикасается ко всему, что в нас есть, и меняет всё. Горе заставляет нас остановиться.
Когда умирает тот, кого мы любили, или то, что мы любили, наши тела, умы и души вынуждены подвергнуть переоценке всё, что было нам дорого. По своей природе горе — это то, что вдребезги разбивает мир, который мы так самоуверенно выдумываем. Нас часто поражает то, насколько глубоким и настойчивым оно остаётся, даже если прошло уже много времени. Когда мы горюем всем сердцем, нам сложно даже помыслить, что в этом процессе есть что-то помимо боли.
Один человек сказал своему учителю: «Умерла моя жена, и моё страдание очень глубоко, но я использую свою медитацию, чтобы погрузиться в себя и пройти через это». Учитель ответил: «Если ты всё ещё способен удержать мысль об этом, ты погрузился недостаточно глубоко»
Горюя, мы всегда, вне зависимости от того, в чём состоит наша утрата, погружаемся в море парадоксов. В некоторые моменты наши сердца открывают всё живое богатство наших прозрений, и сразу же вслед за этим то, что имело смысл ещё на прошлой неделе, начинает вызывать лишь уныние. Разговаривая с кем-то, мы внезапно можем почувствовать перенапряжение и раздражение. Отношения и вещи, совсем недавно казавшиеся привлекательными, душат нас. Даже наши личные истории иногда не вызывают в нас ощущения участия. Временами наша уязвимость кажется порталом к чему-то могущественному и непостижимому. В другие моменты мы не можем вспомнить, зачем пришли в эту комнату. Мы можем ощущать невыносимое страдание, ярость и полное отсутствие интереса ко всему. Иногда мы одновременно испытываем грусть и облегчение, иногда — странное онемение, а потом вдруг